Пушкин, смута и юродивые

Фома

В картинках

4 ноября — День народного единства и согласия. Смута, начавшаяся после кончины Бориса Годунова — кровавое и жестокое время в истории нашей страны. Одно из первых художественных осмыслений этого непростого для России времени принадлежит перу Александра Сергеевича Пушкина.

Одно из самых ярких художественных произведений о смуте — трагедия А. С. Пушкина «Борис Годунов». Историческая картина оживает и превращается в художественную драму, где есть и царь-детоубийца, мучимый совестью, и беглый монах, провозгласивший себя государем, и юродивый, ограбленный на паперти храма.

Мало кто знает, что образ юродивого Николки — Железного колпака сложился у Пушкина из нескольких полулегендарных святых. По Четьим минеям автор был знаком с житием блаженного Василия Московского. А о житии блаженного Тимофея узнал из «Повести о чудесном явлении икон на Синичьей горе». Этот труд находился в библиотеке, которую мог посещать поэт, находясь в ссылке в Михайловском.

Суть подвига блаженного Тимофея, как и других юродивых, — в отречении от мира и в противопоставлении себя ему. Не просто «не-красота», а уродство. Не просто проповедь, а высмеивание порока. Тимофей — это вечно гонимый скиталец, который никак не обороняется от жестокости. Его оставленность людьми и произвольная беспомощность оказываются причиной жалости и доверия к нему Богоматери, в них источник его избранничества.

У блаженного Ивана Московского поэт позаимствовал внешний облик для своего героя. Большой железный колпак на голове, тяжелые вериги и пояс. Почти обнаженное тело, прикрытое лишь ветхой рубахой. Кожа, потемневшая от «солнечного горения». Длинные, немытые, спутавшиеся волосы и борода…

Подобным образом описывает английский путешественник Джером Горсей и другой прототип пушкинского юродивого, Николу Новгородского Салоса: «жалкое существо, нагое зимой и летом, он выносит как сильную стужу, так и жару». Возможно, эти тяготы юродства были платой за позволение обличать? Провозглашая голую правду, юродивый как бы сообразуется с пословицей «Не грози щуке морем, а нагому горем».

А обличали юродивые нещадно: при всем честном народе, прямым и жестоким способом. Пожалуй, самый известный эпизод — это подношение Ивану IV сырого куска мяса в Великий пост («мясо не ешь, а кровь человеческую пьешь»). Наблюдая, как юродивый со всеми своими вшами и вонью бесстрашно обличает грозного царя, невольно вспоминаешь пушкинское: «Да, жалок тот, в ком совесть нечиста».