Прелюдия к геноциду

Заканчиваются торжества отведенные Церковью в честь 400-летия Династии Романовых. Многое надлежит переоценить нашим современникам в вопросе отношения к Династии Романовых, отделив правду от лжи, пшеницу от плевел.

Где-то после полуночи в ночь в 16 на 17 июля 1918 года Юровский разбудил членов царской семьи, приказал им одеться и велел собраться в одной из комнат на первом этаже. Он им сообщил, что белые уже ведут бои на улицах города. Грузовик с заведенным мотором ждал царскую семью на улице. Царице Александре и больному Алексею принесли стулья, Николай, четыре царевны, доктор Боткин и четверо слуг остались стоять. Зачитывая большевиками смертный приговор, Юровский выстрелил Николаю в голову — это был сигнал другим участникам расстрела открыть огонь по заранее указанным целям. Тех, кто не умер сразу добивали выстрелами в упор и штыками. Зверство убийц было столь велико, что они пристрелили даже трех собак императорской семьи, а одну болонку повесили.

Тела побросали в грузовик и отвезли к заброшенной шахте за городом, изуродовали кислотой и сбросили в забой. 17 июля правительство в Москве получило из Екатеринбурга зашифрованное сообщение: «Сообщите Свердлову, что всех членов семьи постигла та же участь, что и её главу. Официально, семья погибла при эвакуации».

Были убиты Император Николай Александрович, его супруга Александра Федоровна, четверо дочерей — Ольга, Мария, Татьяна и Анастасия 22 — 17 лет, четырнадцатилетний Цесаревич Алексий и их верные слуги и сподвижники. 18 июля по докладу Свердлова ВЦИК и Совнарком одобрили это злодеяние. 19 июля ВЦИК официально заявил, что решение о расстреле Николая принято в Екатеринбурге, без консультаций с Совнаркомом. А супруга и дети казненного Николая Романова эвакуированы в надежное место.

Вот описание убийства, которое сам Юровский предложил красному историку М. Покровскому в 1920 году: «Были сделаны все необходимые приготовления: отобрано 12 человек (в том числе 6 латышей) с наганами, которые должны были привести приговор в исполнение. Двое из латышей отказались стрелять в девиц. Когда в приехал автомобиль все спали. Разбудили врача Боткина, а он — всех остальных. Объяснение было дано такое: „ввиду того, что в городе неспокойно, необходимо перевести семью Романовых из верхнего этажа в нижний“. Одевались с полчаса. Внизу была выбрана комната с деревянной оштукатуренной перегородкой (чтобы избежать рикошетов); из неё была вынесена вся мебель. Команда была наготове в соседней комнате. Романовы ни о чем не догадывались. Николай сам нес на руках Алексея (у мальчика был тяжелый приступ гемофилии), остальные несли с собой подушечки и прочие мелкие вещи. Когда все вошли, комендант сказал Романовым, что, ввиду того, что на город идет наступление уралисполком постановил их расстрелять. Николай повернулся спиной к вошедшей команде, лицом к семье и задал один вопрос „Что? Что?“ комендант наскоро повторил и отдал приказ команде. Команда заранее знала кто в кого будет стрелять, и приказано было стрелять прямо в сердце, чтобы избежать большого количества крови и поскорее покончить. Началась стрельба, продолжавшаяся две-три минуты. Николай был убит самим комендантом наповал, потом были убиты остальные… одну из девиц пытались доколоть штыком… потом стали выносить трупы и укладывать их в автомобиль». (Покаяние. Материалы правительственной комиссии…, стр. 193–194)

«Зверское убийство Николая II и его семьи — поистине уникальное событие в мировой истории. Да, и в прежние времена иные монархические персоны подвергались казни — например, в Англии и Франции, но всегда после судебного процесса, публично, и, уж конечно, исключая то, чтобы вместе с ними казнили их детей, поваров. Врачей, слуг и придворных дам. Большевицкая ликвидация царской семьи скорее напоминает темное убийство, совершенное бандой преступников, попытавшихся уничтожить все следы преступления» — пишет датский ученый Б. Енсен (Среди цареубийц. — М., 2001, с. 119)

«В том, как было подготовлено и совершено убийство царской семьи, как его сначала отрицали, а затем оправдывали, есть какая-то исключительная гнусность… Подобно героям „Бесов“ Достоевского, большевики должны были проливать кровь, чтобы связать своих колеблющихся последователей узами коллективной вины. Чем более невинные жертвы оказывались на совести партии, тем отчетливее должен был понимать рядовой большевик, что отступление и колебание невозможно. Когда правительство присваивает себе право убивать людей не потому, что они что-то сделали, а потому что их смерть просто нужна, мы вступаем в мир, в котором действуют совершенно новые нравственные законы. За этим убийством последуют оправданне убийства миллионов человеческих существ, вся вина которых заключалась в том, что они оказались помехой при реализации тех или иных планов переустройства мира». (Р. Пайпс. Русская революция, т. II, М. 2006, с. 591–593)

Имея за спиной опыт Французской революции и убийства короля Людовика XVI, граф Жозеф де Местр в 1797 году писал: «Любое посягательство на верховную власть. Сотворенное от имени народа, всегда есть национальное преступление. Жизнь всякого человека драгоценна для него, но жизнь государя драгоценна для всех. А если жизнь Государя пресекается преступлением, на месте, которое он занимал, разверзается ужасная пропасть и туда низвергается все, что его окружало. Каждая капля крови Людовика XVI обойдется Франции потоками крови. Четыре миллиона французов заплатят своей головой за великое народное преступление — за противорелигиозные и противообщественный мятеж, увенчавшийся цареубийством». (Рассуждения о Франции, Мю, 1997, с. 24–25)

Десятками миллионов человеческих жизней заплатил русский народ за убийство царской семьи и преступления против веры и Церкви.