Рождение Великой России

7 (17) апреля 1612 года собравшийся в Ярославле Совет всея земли — выборные представители уездов нашей страны — объявил о рождении новой державы — Великой России. Грамоты об этом были разосланы по всем городам Московского государства. Созданное в XV–XVI веках силой оружия и отчасти договорами, это государство было разорено Смутой. Его центральные структуры были или уничтожены в ходе многолетней гражданской войны, или служили «изменникам-боярам» и интервентам, засевшим в Кремле. Только объединившись, граждане страны могли покончить со Смутой, изгнать захватчиков и сформировать своё государство так, как согласованно решат они сами.

Избрание Михаила Феодоровича Романова на Царство | Фото с сайта pokartinam.ru

Созданный Мининым и Пожарским Совет всея земли действовал, опираясь на многовековой опыт российского народо­властия, с его фундаментальным понятием «всенародной правды» и представлениями о нравственности. Только так могло быть достигнуто народное согласие. Благодаря этому Всенародное ополчение не просто освободило Москву, но создало новое государство.
Долгое время в научной литературе народовластие оценивалось как местное и разовое явление. И пусть в Новгороде вечевая республика существовала 500 лет — это, мол, лишь причуда новгородцев, принесённая ими в Псков и Вятку. В других городах князей приглашали и изгоняли — будто бы случайно и неведомо кто. Земские соборы? Просто фарс! Совет всея земли в Ярославле и избрание Михаила Романова Земским собором изображались разовым актом — будто народовластие именно в период Смуты взялось ниоткуда и испарилось затем без следа. Между тем больше половины царей, включая Петра I, было избрано, даже Иван Грозный поощрял местное выборное самоуправление.

Историки позволяли себе иронизировать над предками, которые считали, что главная причина Смуты — растление духа, умножение доносчиков и предателей, распад родственных уз, процветание воров и грабителей. Это представлялось им несущественным — ведь после великого разорения страны Иваном Грозным, когда многие районы обезлюдели, а толпы беженцев метались по стране, ища спасения от опричного меча и голода, наступили 20 лет мира. Страной правил мудрый Борис Годунов, крестьян благополучно закрепостили, порядок был восстановлен… Да только вот растление душ неукротимо продолжалось — так свидетельствуют участники событий.

Смута

В 1601–1603 годах страну поразил голод. Даже монастыри прятали свои запасы, позволяя вымирать всей округе. Люди продавали себя в рабство за хлеб, а на Москву шла армия восставших холопов. И дело было не в экономике, как в Англии, где «драконовские законы» выморили и поработили население в угоду производителям шерсти. И не в вере, как в Германии, Франции и Италии, топивших себя в крови религиозных войн. Как справедливо писали современники, на Руси рухнули связывавшие людей узы.

Вотчинник и помещик, обязанный быть отцом крестьянам, попытался держать их силой — и обрёк на голодную смерть. А ведь холоп со времён Древней Руси был не просто доверенным слугой, но членом семьи; боевые холопы служили хозяину в сражении. Бросив их на произвол судьбы, и хозяин, и царь, который это допускал, ставили себя вне закона — в глазах всего общества.

Когда явился самозванец, стать под знамя «царя Дмитрия Ивановича» значило — отказать аморальной власти в праве на существование. Личность самозванца значения не имела. То, что он вёл с собой ляхов, было неважно. Когда Лжедмитрий I был разбит, ляхи и казаки разбежались, но за него стали города, а после смерти Годунова — и армия. И в 1605 году в Москву вступил царь, признанный народом, войском, знатью и духовенством. Гражданская война утихла, острые требования повстанцев были удовлетворены, милости и награды лились рекой. Но для этого царь использовал богатства Церкви, а для поддержавшей его Речи Посполитой — оплота католической реакции — он стал смертельной угрозой.

Государство Речь Посполитая (что в переводе значит «Республика») появилось в 1569 году, когда католическая Польша объединилась с огромным Великим княжеством Литовским, причём его православные земли Древней Руси — часть Белоруссии и Украина — тоже вошли в шляхетскую «республику». Но государственное строительство по западному образцу, когда короли-завоеватели отдавали покорённое население в качестве рабочего скота своим герцогам и баронам, на православных территориях не осуществилось. В ответ на попытку порабощения началась народная война, которая шла вплоть до воссоединения земель Древней Руси с Россией.

В Речи Посполитой, где паны были равны, а народ считался «говорящим скотом», причём православные — скотом диким, правил швед — король Сигизмунд Ваза. Масса недовольной им шляхты с жёнами и детьми приехала в 1606 году в Москву — на свадьбу царя Дмитрия с Мариной, дочерью сандомирского воеводы Ежи Мнишка. Пытались договориться об объединении русских земель под властью нового «цезаря». Но тут лукавый боярин Василий Шуйский объявил, что приезжая шляхта хочет убить царя! Москвичи бросились громить иноземцев, а Шуйский под шумок и убил Дмитрия, сам же сел на престол.

Пока литовцы и поляки, пылая местью, седлали коней против царя Василия, избранного «одной Москвой», восстала вся страна. Народ отказался верить в смерть «своего» государя. Самозванец «пропал» на полтора года, и всё это время за виртуального «царя Дмитрия» сражались армии Ивана Болотникова, Ильи Муромца, Прокопия Ляпунова и других народных вождей. А в 1608 году новый Лжедмитрий стал лагерем под Москвой, в Тушино. С ним, кроме дворян, горожан и казаков, были поляки и литовцы — участники разгромленного восстания против короля Сигизмунда.

По всей стране, от Белого моря до Каспия, от Смоленска до Урала лилась кровь и свирепствовали банды, грабившие от имени какого-нибудь «царя». Разорение усугубилось интервенцией призванных Шуйским шведов, а затем и поляков, к которым присоединились нанятые на русскую службу немцы. Тут уж дворяне Василия Шуйского стащили его с трона и постригли в монахи. Тушинский лагерь разбежался, Лжедмитрия II вскоре убили. Народ и знать требовали «выбрать государя всею землёю», созвав в Москву депутатов всей России, чтобы общим советом положить конец братоубийственной гражданской войне, в которой не может победить ни одна сторона.

Момент истины

В июле 1610 года народ ликовал, слушая читаемую в храмах грамоту московских бояр, разосланную по благословению патриарха Гермогена. Впервые за семь лет войны большинство решило «быть в соединении и стоять за православную веру всем заодно», защищая право страны выбрать государя, не покоряясь ни захватчикам-иноверцам, ни ворам-самозванцам.

Бояре спешно разослали по городам и весям грамоту о присяге себе: дескать, они, до выборов государя, по воле народа взяли на себя бремя власти. На самом деле московская власть, Семибоярщина, в выборы не верила. То ли дело Владислав, сын короля Сигизмунда, с иноземными полками: «Лучше королевичу служить, чем от холопов своих побитым быть и в вечной работе у них мучиться»! В августе бояре присягнули Владиславу, заключив с ним договор о сохранении их власти и привилегий. А в сентябре сдали Москву войскам Сигизмунда — врага, осаждавшего Смоленск…

Российскому народу не были внове подлости московских властей, но тут все несколько месяцев пребывали в остолбенении от «боярской наглой измены». Города и воеводы, как, например, князь Дмитрий Пожарский, хотели верить боярам, что король Сигизмунд выведет войска из России, а его сын примет православие и станет призванным государем, третейским судьёй и полководцем, как памятный Рюрик и другие князья, которых приглашали править ими города Руси.

Сигизмунд же, судя по документам его канцелярии, был в восторге, что «внёс войну в самые недра обширнейшего государства». Целью короля-шведа была экспансия Речи Посполитой и «распространение католической веры среди диких и нечестивых северных народов». Власть в Москве взял литовско-русский шляхтич Гонсевский, правивший именем королевича, но по приказам короля. Его опорой стали королевские слуги — боярин Салтыков, купец-кожевник Андронов, назначенный казначеем русских финансов, и дьяк Грамотин. Бояре сидели в Думе лишь для вида.

Шляхта вела себя в Москве так же, как в порабощённых ею литовско-русских городах: убивала, насиловала, платила «не по цене» или вынимала вместо денег саблю. Не имея права казнить равных себе польских шляхтичей, Гонсевский приговорил немцевнаёмников: 27 к смерти и 20 — к истязаниям. Но он не в силах был изменить нрав оккупантов. Через три месяца уже по всей России звучали призывы москвичей о помощи.

Страна, не помня зла, ещё считала себя Московским государством. Люди пошли спасать «царствующий град». В феврале 1611 года к Москве тянулись отряды от Белого моря, Вологды и Перми, из Астрахани, Нижнего Новгорода, Мурома, Владимира, Переяславля, Суздаля, Галича, Костромы, Ярославля, Романова, Рязани и Зарайска. К столице спешили толпы дворян, стрельцов, горожан, казаков и крестьян, служивших прежде разным царям и самозванцам…

«Властители России», засевшие в Кремле и Китай-городе, боялись своего народа. Они отняли у москвичей оружие (даже топоры у плотников), ввели комендантский час и запретили продавать мелкие дрова, опасаясь жердей и поленьев. Москву наполняли шпионы, в Кремль пускали после обыска. На башни втащили пушки. Поляки, литва и немцы не снимали доспехов круглые сутки. Гарнизон, знать и богачи ждали бунта. Напряжение нарастало…

Утром 19 марта князя Пожарского, почивавшего в своих хоромах на Сретенке, разбудил набат. Восемь тысяч закованных в латы немецких наёмников с пиками и мушкетами атаковали торг на Красной площади. Польско-литовская кавалерия на улицах рубила народ саблями. Князь Дмитрий со своими холопами, стрельцами и мастеровыми построил баррикады и выкатил с Пушкарского двора пушки. Отбив атаку, ратники Пожарского со щитами из столов и лавок оттеснили врага с Лубянской площади в Китай-город. У Яузских ворот оккупантов остановил воевода Бутурлин, из Замоскворечья их изгнал казачий голова Колтовский, с Тверской отбросили стрельцы.

«Видя, что исход битвы сомнителен, я велел поджечь Замоскворечье и Белый город» — писал Гонсевский. «Мы действовали по совету доброжелательных к нам бояр, — вторит пан Маскевич, — которые признавали необходимым сжечь Москву до основания, чтобы отнять у неприятеля все средства укрепиться… Пожар был так лют, что ночью в Кремле было светло, как в самый ясный день… Москву можно было уподобить аду». Отовсюду неслись вопли убиваемых, плач и крики женщин и детей. Иноземцы наступали, укрываясь за стеной огня, а с тыла русских атаковал подоспевший к столице королевский полк Струся.

Москвичи не смогли одновременно сражаться с огнём и врагом. За несколько дней город была стёрт с лица земли. Раненного в голову Пожарского холопы увезли в его имение. Народное ополчение, двигавшееся к столице со всех концов страны, опоздало: ополченцы увидали лишь засыпанные пеплом холмы, на которых торчали печные трубы и остовы церквей, крепостные стены и башни, всюду — бесчисленные трупы… С ходу вступив в бой, ополченцы в ночь на 6 апреля взяли укрепления Белого города, заперев неприятеля в кровавокрасных стенах Кремля и Китая.

Так пало «Московское государство». Все его структуры улетучились с дымом московского пожара. Подчиняться приказам из Кремля было зазорно. Никто не мог назначить воеводу и иного государственного чиновника. Не осталось никаких скреп, хотя бы формально объединяющих страну. Но когда вся эта окалина отвалилась, под ней обнажилось золото. Основой России оказалась толща народного самоуправления, демократическая традиция, столь мощная, что ей трудно найти современные аналоги. Традиция, не известная нынешним россиянам.

Русское самоуправление

Разнородные отряды Первого ополчения объединились под командой различных по характерам и взглядам людей: боярина князя Трубецкого, донского атамана Заруцкого и думного дворянина Ляпунова. Они возглавили Совет всея земли для восстановления законной власти в стране и учредили центральные ведомства-приказы вместо разгромленных в Москве.
На деле это была профанация демократии по образцу Речи Посполитой. Грамоты «Совета» вроде бы подписаны представителями 25 городов — но только воинскими людьми, стоявшими лагерем в Москве, а не горожанами. Дворяне в этих грамотах были озабочены дележом захваченных поместий и крестьян, верхушка казаков — получением поместных и денежных окладов, чтобы приравняться к шляхте. Летом 1611 года казаки убили Ляпунова, и дворяне в массе разбежались.

Подчиняться такому «Совету» Россия не могла. Об этом писалось в грамотах, которыми земский совет Нижнего Новгорода обменивался с поволжскими городами, татарами и марийцами, земский совет Казани — с выборными властями Перми, те — с Устюгом, Солью Вычегодской и т. д. Выборные городские власти договорились о главном: «Быть нам всем в совете и соединении… друг друга не побивать, не грабить и дурного ничего ни над кем не делать… новых воевод, дьяков, голов и всяких приказных людей в города не пускать… а выбрать бы нам… государя всею землёю Российския державы», — выбор же военных не признавать.

В этой переписке земские власти вышли за пределы своих полномочий. Они испокон веков существовали для самоуправления, а не «государева дела». Выбиравшиеся горожанами и лично свободными (чёрными и дворцовыми) крестьянами земские старосты и городовые приказчики занимались администрацией; целовальники — сбором и распределением налогов, часть которых шла на местные нужды; судьи — судом над податными сословиями (кроме смертной казни); губные чиновники — ловлей воров и разбойников с предварительным следствием и т. п. В крепостнических сельских районах Центра России власти выбирались дворянами, ибо дворянин считался «отцом» своих крестьян.

Документация местных выборных учреждений фрагментарна, но её достаточно, чтобы окончательно опровергнуть утверждение, что они «возникли в условиях Смуты». Они тогда лишь проявили себя на государственном уровне. Самодержавие, вопреки другой вздорной идее, не давило самоуправление, а поддерживало его. Даже тиран Иван Грозный функции земских учреждений расширял, а «кормления» центральных чиновников от местных дел пытался отменить (реально их отменил лишь царь Фёдор Алексеевич в 1679 году.).

«Кормления» состояли в том, что великокняжеская власть, в знак господства над землями Руси, присылала туда разного ранга чиновников с перечнем, от каких «дел» им «кормиться» (как завела ещё в X веке княгиня Ольга). Но в Московской Руси «кормленщик», он же «недельщик», стал получать наказ не вступаться в дела местного самоуправления, взимая «корма» не за работу, а именно за невмешательство в неё. Доходным был «езд» чиновников, уже по Русской правде 1209 года получавших кроме «корма — сколько возьмёт», за простую перепряжку лошадей пять кун — цену пяти устоев моста! Судебники 1497, 1550 и 1589 годов оценивали проезд судебных чиновников от Москвы и обратно в бешеные деньги. Тайна «ездов» раскрыта в дополнениях к Судебнику от 1556 года, где ездокам прямо указано: на местах «ни которого дела… не делати, а возити грамоты для своего езду». Приехал, показал грамоту — и бери за дорогу в оба конца!

Русское государство стояло на фундаменте местного самоуправления, а князья и цари с их публичной властью являлись его надстройкой. Когда древние скандинавы называли Русь «Страной городов» — «Гардарикой», они имели в виду их политический вес, а не количество (не большее, чем во Франции) или богатство (уступающее Византии). Именно города призывали, а если надо — изгоняли князей: такие случаи известны почти в каждом древнерусском городе.

«Лучшие люди», сообщавшие князю, что ему будет «указан путь» за невыполнение требований города, представляющего округу-«землю», были, как и в Риме, выборными представителями хозяев — землевладельцев, купцов и глав мастерских. Эти «золотые пояса» (которых в Новгороде жила примерно тысяча) составляли городской совет — вече, которое в нужде обращалось ко всему мужскому населению, как римский сенат к народному собранию (из женщин имела право голоса только «матёрая», детная вдова).

Подробное городское летописание (а не только княжеское и церковное) сохранилось в Новгороде. Известно, однако, что другие города, например, Смоленск, заключали международные договоры и объявляли войну. Демократия достигла такого уровня, что расплодившиеся князья создали своё вече — съезд или «снем» — для обсуждения общерусских дел. Даже в самом низу, в сельских общинах, старосту выбирал мирской сход.
Нередко великие князья называли себя царями, но официально первым царём стал Иван IV — по воле Земского собора. Эти выборные сословно-представительные органы собирались в XVI веке много чаще, чем, скажем, французские Генеральные штаты, и играли более видную роль, чем английский Парламент, штамповавший решения королей.

Великая Россия

Итак, летом 1611 года демократия не родилась, а проявилась в обстановке, когда государство оказалось на краю гибели. После героической 20 месячной обороны пал Смоленск. Холоп Иван Шваль сдал шведам Новгород. Ополчение разбегалось. Литовский гетман Ходкевич шел к Москве. Чтобы остановить его, власти Троице-Сергиева монастыря воззвали к городам.

В Нижнем Новгороде находились царские воеводы, назначенные из Москвы чиновники и духовенство, но воевать никто не спешил. Лишь один из земских старост, мясной торговец Козьма Минин, добился, чтобы Троице-Сергиеву грамоту прочли публично. Это всколыхнуло народ, но дело не стронулось. День за днём Минин призывал пожертвовать треть имущества. В итоге 2500 торговцев его корпорации дали 1700 рублей, вдова принесла большую часть наследства, старушки — оклады с икон — и всё!

Нужна была хорошо обученная армия, а для неё — деньги, собрать которые могла лишь особая налоговая служба. Минин уговорил старост избрать походным воеводой князя Пожарского, а сам съездил к нему, убедив в серьёзности намерений. Пожарский поставил делегации нижегородцев условие: он возьмётся создать армию, если за казну будет отвечать Минин. Город ударил челом Козьме. «Соглашусь, — ответил староста, — если подпишете приговор», по которому сбор денег обеспечивался всеми средствами, вплоть до продажи жён и детей.

Когда Минин взялся за дело, многие пожалели, что подписали составленный им приговор. Но наставленные мушкеты стрельцов будили патриотическое сознание богачей. А когда назрел бунт, в Нижний вступил князь Пожарский с войском, тут же получившим жалование… Вскоре возможности Нижнего были исчерпаны, но к Минину присоединялись представители земской власти городов Поволжья, действовавшие по его примеру. Деньги текли рекой, на них закупалось вооружение, снаряжение и припасы, платилось жалование. Войско было российским: «наёмные люди из иных государств нам теперь не надобны, — сказал Пожарский, — мы служим и бьёмся за своё Отечество».

23 февраля 1612 года новая армия двинулась в поход. На марше Пожарский принимал новые отряды, а Минин — деньги, собранные местными властями. Каждый уезд «всемирным советом» выбирал по два человека от сословий: духовенства, дворян и горожан, — и с грамотами присылал в Ярославль, где в апреле и был создан Совет всея земли. Как временное верховное правительство, он опирался на выборные земские власти; даже его воеводы вступали в города, только если их примут «всем миром».

В Совете были раздоры: русская Казань отказалась подчиняться не «царственному» Нижнему, многие её представители ушли, — однако казанские князья и мурзы, как и татары из Касимова, Кадома и Алатыря, остались. Пожарский пропускал вперёд всех, кто считал себя более родовитым, пока Совет вообще не отменил «места» по знатности. Не умевший писать, но хорошо считавший Минин действовал жёстко. Многие города, в том числе не затронутые гражданской войной сибирские, не спешили дать денег: приходилось рассылать грамоты с приказом отнимать товары у их купцов. Тем не менее, внутренняя и внешняя политика Совета в целом была успешной.

Историки отказыались видеть, что в обоснование своей легитимности Совет всея земли изменил название нашей страны. «Московское государство», именем которого выбрали на царство Шуйского и Владислава, было в руках врага, а избрание царя «одной Москвой» вызывало народное негодование. Но даже патриарх Гермоген утверждал, что Москва имела на это право: «дотоле Москве ни Новгород, ни Казань, ни Астрахань, ни Псков, и ни которые города не указывали, а указывала Москва всем городам». Совету пришлось это изменить.

7 апреля 1612 года можно считать главным отечественным государственным праздником — Днём Великой России. Именно так в грамоте из Ярославля названа страна, которую представлял многонациональный и поликонфессиональный Совет всея земли. Московскими оставались лишь дворянские чины. Поэтому полководцы Совета именовали себя «Великороссийского Московского государства бояр и воевод и всей земли воеводами». В челобитных писали: «Великой России державы Московского государства боярам и всей земле». В платёжных документах значилось: «По наказу Великой Российской державы Московского государства бояр… и по Совету всея земли».

До освобождения Москвы оставалось ещё полгода. Но, может, и не нужна была Москва для Великой России? Не только нужна — необходима! Это хорошо сознавал вождь освободительной войны князь Пожарский. О том, что происходило в стране 400 лет назад, какие проблемы предстояло решить до и после вызволения столицы, какова была роль Земского собора — демократического учреждения того времени, вы узнаете из следующих публикаций Андрея Богданова, с которыми вы встретитесь в ближайших номерах.

Источник статьи: Официальный сайт журнала «Наука и Религия»